Неточные совпадения
Кроме того, этот вопрос со стороны Левина был не совсем добросовестен.
Хозяйка зa чаем только что
говорила ему, что они нынче летом приглашали из Москвы Немца, знатока бухгалтерии, который за пятьсот рублей вознаграждения учел их хозяйство и нашел, что оно приносит убытка 3000
с чем-то рублей. Она не помнила именно сколько, но, кажется, Немец высчитал до четверти копейки.
— Пашенькой зовет! Ах ты рожа хитростная! — проговорила ему вслед Настасья; затем отворила дверь и стала подслушивать, но не вытерпела и сама побежала вниз. Очень уж ей интересно было узнать, о чем он
говорит там
с хозяйкой; да и вообще видно было, что она совсем очарована Разумихиным.
Лежал я тогда… ну, да уж что! лежал пьяненькой-с, и слышу,
говорит моя Соня (безответная она, и голосок у ней такой кроткий… белокуренькая, личико всегда бледненькое, худенькое),
говорит: «Что ж, Катерина Ивановна, неужели же мне на такое дело пойти?» А уж Дарья Францовна, женщина злонамеренная и полиции многократно известная, раза три через
хозяйку наведывалась.
— Амалия Людвиговна! Прошу вас вспомнить о том, что вы
говорите, — высокомерно начала было Катерина Ивановна (
с хозяйкой она всегда
говорила высокомерным тоном, чтобы та «помнила свое место» и даже теперь не могла отказать себе в этом удовольствии), — Амалия Людвиговна…
— Я иногда слишком уж от сердца
говорю, так что Дуня меня поправляет… Но, боже мой, в какой он каморке живет! Проснулся ли он, однако? И эта женщина,
хозяйка его, считает это за комнату? Послушайте, вы
говорите, он не любит сердца выказывать, так что я, может быть, ему и надоем моими… слабостями?.. Не научите ли вы меня, Дмитрий Прокофьич? Как мне
с ним? Я, знаете, совсем как потерянная хожу.
— Я здесь
с коляской, но и для твоего тарантаса есть тройка, — хлопотливо
говорил Николай Петрович, между тем как Аркадий пил воду из железного ковшика, принесенного
хозяйкой постоялого двора, а Базаров закурил трубку и подошел к ямщику, отпрягавшему лошадей, — только коляска двухместная, и вот я не знаю, как твой приятель…
Десятка полтора мужчин и женщин во главе
с хозяйкой дружно аплодировали Самгину, он кланялся, и ему казалось: он стал такой легкий, что рукоплескания, поднимая его на воздух, покачивают. Известный адвокат крепко жал его руку, ласково
говорил...
Самгин чувствовал себя отвратительно. Одолевали неприятные воспоминания о жизни в этом доме. Неприятны были комнаты, перегруженные разнообразной старинной мебелью, набитые мелкими пустяками, которые должны были
говорить об эстетических вкусах
хозяйки. В спальне Варвары на стене висела большая фотография его, Самгина, во фраке,
с головой в форме тыквы, — тоже неприятная.
Штольц не отвечал ему. Он соображал: «Брат переехал, хозяйство пошло плохо — и точно оно так: все смотрит голо, бедно, грязно! Что ж
хозяйка за женщина? Обломов хвалит ее! она смотрит за ним; он
говорит о ней
с жаром…»
— Скажи
хозяйке дома, —
говорил Обломов, — что я хочу
с ней видеться: я нанял здесь квартиру…
Хозяйка поговорила с братцем, и на другой день из кухни Обломова все было перетаскано на кухню Пшеницыной; серебро его и посуда поступили в ее буфет, а Акулина была разжалована из кухарок в птичницы и в огородницы.
— А
говорил с братом
хозяйки? Приискал квартиру? — спросила она потом, не поднимая глаз.
— Какая
хозяйка? Кума-то? Что она знает? Баба! Нет, ты
поговори с ее братом — вот увидишь!
С хозяйкой только и разговору, что о хозяйстве;
с бабушкой
говорить нельзя: та кашляет да и на ухо крепка; Акулина дура набитая, а дворник пьяница; остаются ребятишки только:
с теми что
говорить?
К нему по-прежнему входила
хозяйка,
с предложением купить что-нибудь или откушать чего-нибудь; бегали хозяйские дети: он равнодушно-ласково
говорил с первой, последним задавал уроки, слушал, как они читают, и улыбался на их детскую болтовню вяло и нехотя.
— Вот через полчаса они сами будут… —
с несвойственным ей беспокойством
говорила хозяйка, стараясь как будто голосом удержать Обломова.
Он не договорил и задумался. А он ждал ответа на свое письмо к жене. Ульяна Андреевна недавно написала к
хозяйке квартиры, чтобы ей прислали… теплый салоп, оставшийся дома, и дала свой адрес, а о муже не упомянула. Козлов сам отправил салоп и написал ей горячее письмо —
с призывом,
говорил о своей дружбе, даже о любви…
С особенным интересом выслушал Васин, что Стебельков предполагал необходимым
поговорить насчет соседок
с хозяйкой и что повторил два раза: «Вот увидите, вот увидите!»
«Что же это? как можно?» — закричите вы на меня… «А что ж
с ним делать? не послать же в самом деле в Россию». — «В стакан поставить да на стол». — «Знаю, знаю. На море это не совсем удобно». — «Так зачем и
говорить хозяйке, что пошлете в Россию?» Что это за житье — никогда не солги!
Поговорив немного
с хозяином и помолчав
с хозяйкой, мы объявили, что хотим гулять. Сейчас явилась опять толпа проводников и другая
с верховыми лошадьми. На одной площадке, под большим деревом, мы видели много этих лошадей. Трое или четверо наших сели на лошадей и скрылись
с проводниками.
— Шикарный немец, —
говорил поживший в городе и читавший романы извозчик. Он сидел, повернувшись вполуоборот к седоку, то снизу, то сверху перехватывая длинное кнутовище, и, очевидно, щеголял своим образованием, — тройку завел соловых, выедет
с своей
хозяйкой — так куда годишься! — продолжал он. — Зимой, на Рождестве, елка была в большом доме, я гостей возил тоже;
с еклектрической искрой. В губернии такой не увидишь! Награбил денег — страсть! Чего ему: вся его власть. Сказывают, хорошее имение купил.
— Вот, Вера Ефремовна,
поговори с ними, — сказала старуха-хозяйка, — это самый князь. А я уйду.
На другое утро
хозяйка Рахметова в страшном испуге прибежала к Кирсанову: «батюшка — лекарь, не знаю, что
с моим жильцом сделалось: не выходит долго из своей комнаты, дверь запер, я заглянула в щель; он лежит весь в крови; я как закричу, а он мне
говорит сквозь дверь: «ничего, Аграфена Антоновна».
Сегодня, в два часа ночи, меня разбудила наша
хозяйка: «Ступайте,
говорит, к вашей сестре:
с ней что-то худо».
— Я покоряюсь необходимостям (je me plie aux necessites). Он куда-то ехал; я оставил его и пошел вниз, там застал я Саффи, Гверцони, Мордини, Ричардсона, все были вне себя от отъезда Гарибальди. Взошла m-me Сили и за ней пожилая, худенькая, подвижная француженка, которая адресовалась
с чрезвычайным красноречием к
хозяйке дома,
говоря о счастье познакомиться
с такой personne distinguee. [выдающейся личностью (фр.).] M-me Сили обратилась к Стансфильду, прося его перевести, в чем дело. Француженка продолжала...
Она решается не видеть и удаляется в гостиную. Из залы доносятся звуки кадрили на мотив «Шли наши ребята»; около матушки сменяются дамы одна за другой и поздравляют ее
с успехами дочери. Попадаются и совсем незнакомые, которые тоже
говорят о сестрице. Чтоб не слышать пересудов и не сделать какой-нибудь истории, матушка вынуждена беспрерывно переходить
с места на место.
Хозяйка дома даже сочла нужным извиниться перед нею.
— Смейся, смейся! —
говорил кузнец, выходя вслед за ними. — Я сам смеюсь над собою! Думаю, и не могу вздумать, куда девался ум мой. Она меня не любит, — ну, бог
с ней! будто только на всем свете одна Оксана. Слава богу, дивчат много хороших и без нее на селе. Да что Оксана?
с нее никогда не будет доброй
хозяйки; она только мастерица рядиться. Нет, полно, пора перестать дурачиться.
Наконец
хозяйка с тетушкою и чернявою барышнею возвратились.
Поговоривши еще немного, Василиса Кашпоровна распростилась
с старушкою и барышнями, несмотря на все приглашения остаться ночевать. Старушка и барышни вышли на крыльцо проводить гостей и долго еще кланялись выглядывавшим из брички тетушке и племяннику.
Мякнут косточки, все жилочки гудят,
С тела волглого окатышки бегут,
А
с настреку вся спина горит,
Мне
хозяйка смутны речи
говорит.
«И не вернется, —
говорит хозяйка с каким-то злорадством.
С Глафирой Петровной новая
хозяйка тоже не поладила; она бы ее оставила в покое, но старику Коробьину захотелось запустить руки в дела зятя: управлять имением такого близкого родственника,
говорил он, не стыдно даже генералу.
— Забыли вы нас, Петр Елисеич, —
говорила хозяйка, покачивая головой, прикрытой большим шелковым платком
с затканными по широкой кайме серебряными цветами. — Давно не бывали на пристани! Вон дочку вырастили…
Но
хозяйка дома и обе экономки всячески балуют Пашу и поощряют ее безумную слабость, потому что благодаря ей Паша идет нарасхват и зарабатывает вчетверо, впятеро больше любой из остальных девушек, — зарабатывает так много, что в бойкие праздничные дни ее вовсе не выводят к гостям «посерее» или отказывают им под предлогом Пашиной болезни, потому что постоянные хорошие гости обижаются, если им
говорят, что их знакомая девушка занята
с другим.
Посмотрю я, какая ты охотница до яблок?» Мать
с искреннею радостью обнимала приветливую
хозяйку и
говорила, что если б от нее зависело, то она не выехала бы из Чурасова.
— От души благодарю вас, что приехали запросто!.. —
говорила хозяйка дома, делая ему ручкой из-за стола, за которым она сидела, загороженная
с одной стороны Юлией, а
с другой — начальником губернии. — А у меня к вам еще просьба будет — и пребольшая, — прибавила она.
— Это точно что! Что
говорить, — затараторила она, — гулять — я
с ним гуляла, каюсь в том; но чтобы
хозяйку его убить научала, — это уж мое почтенье! Никогда слова моего не было ему в том; он не ври, не тяни
с собой людей в острог!
— Ни единой!.. — подхватил малый. — Что она, ваше высокородие, запирается! — отнесся он к Вихрову. — Я прямо
говорю — баловать я
с ней баловал, и
хозяйку мою бить и даже убить ее — она меня подучала!
— Вас ищу-с, вас! —
говорил он, торопливо поздоровавшись
с хозяйкою дома и
с Вихровым и прямо обращаясь к Абрееву.
— Коли не ругаться! ругаться-то ругают, а не что станешь
с ним делать! А по правде, пожалуй, и народ-от напоследях неочеслив [72] становиться стал!"Мне-ка,
говорит, чего надобе, я, мол, весь тут как есть — хочь
с кашей меня ешь, хочь со щами хлебай…"А уж
хозяйка у эвтого у управителя, так, кажется, зверя всякого лютого лютее. Зазевает это на бабу, так ровно, прости господи, черти за горло душат, даже обеспамятеет со злости!
Малявка. Ну! вот я и
говорю, то есть, хозяйке-то своей: «Смотри, мол, Матренушка, какая у нас буренушка-то гладкая стала!» Ну, и ничего опять, на том и стали, что больно уж коровушка-то хороша. Только на другой же день забегает к нам это сотский."Ступай,
говорит, Семен: барин [В некоторых губерниях крестьяне называют станового пристава барином. (Прим. Салтыкова-Щедрина.)] на стан требует". Ну, мы еще и в ту пору
с хозяйкой маленько посумнились: «Пошто, мол, становому на стан меня требовать!..»
— Это
хозяйка моя, ваше благородие! — замечает вам матрос
с таким выражением, как будто извиняется за нее перед вами, как будто
говорит: «уж вы ее извините. Известно, бабье дело — глупые слова
говорит».
Граф
говорил обо всем одинаково хорошо,
с тактом, и о музыке, и о людях, и о чужих краях. Зашел разговор о мужчинах, о женщинах: он побранил мужчин, в том числе и себя, ловко похвалил женщин вообще и сделал несколько комплиментов
хозяйкам в особенности.
Еще более взгрустнется провинциалу, как он войдет в один из этих домов,
с письмом издалека. Он думает, вот отворятся ему широкие объятия, не будут знать, как принять его, где посадить, как угостить; станут искусно выведывать, какое его любимое блюдо, как ему станет совестно от этих ласк, как он, под конец, бросит все церемонии, расцелует хозяина и
хозяйку, станет
говорить им ты, как будто двадцать лет знакомы, все подопьют наливочки, может быть, запоют хором песню…
И обе старались воспитывать во мне почтение к ним, но я считал их полоумными, не любил, не слушал и разговаривал
с ними зуб за зуб. Молодая
хозяйка, должно быть, замечала, как плохо действуют на меня некоторые речи, и поэтому все чаще
говорила...
На другой день за вечерним чаем он особенно тщательно сметал со стола и
с колен крошки хлеба, отстранял от себя что-то невидимое, а старуха
хозяйка, глядя на него исподлобья,
говорила снохе шепотом...
Она
говорила спокойно, беззлобно, сидела, сложив руки на большой груди, опираясь спиною о забор, печально уставив глаза на сорную, засыпанную щебнем дамбу. Я заслушался умных речей, забыл о времени и вдруг увидал на конце дамбы
хозяйку под руку
с хозяином; они шли медленно, важно, как индейский петух
с курицей, и пристально смотрели на нас, что-то
говоря друг другу.
— Но ведь
говорят же, что революция
с нашим народом теперь невозможна, — осмелилась возразить
хозяйка.
— Ага! А что-с? А то,
говорят, не расскажет!
С чего так не расскажет? Я сказал — выпрошу, вот и выпросил. Теперь, господа, опять по местам, и чтоб тихо; а вы,
хозяйка, велите Николаше за это, что он будет рассказывать, стакан воды
с червонным вином, как в домах подают.
Чувствуя, что ему неодолимо хочется спать, а улыбка
хозяйки и расстёгнутая кофта её, глубоко обнажавшая шею, смущают его, будя игривые мысли, боясь уронить чем-нибудь своё достоинство и сконфузиться, Кожемякин решил, что пора уходить.
С Марфой он простился, не глядя на неё, а Шкалик, цепко сжимая его пальцы, дёргал руку и
говорил, словно угрожая...
—
С ними. Накормил их да ушел
с ними.
Хозяйка мне сказывала, — они вдвоем целый огромный горшок каши съели. Так,
говорит, вперегонку и глотали, словно волки.